Что вы знаете о монстрах? И нет. Не тех, что у вас в детстве прятались под кроватью, усиленные воображением и игрой причудливых теней, когда одеяло казалось самым надежным спасением. И это даже не те, которые якобы прячутся в людях, подчеркнутые их жестокостью и жаждой подтверждения силы. Всё это лишь отблеск, смешное и жалкое подобие монстров, которые не просто живут поглощением чужих страданий, а наслаждаются ими, находя непередаваемый вкус в каждом оттенке, причиняемой боли. Вы знали, что у нее есть свой аппетитный букет, который перекатывается на кончике языка, шипя, словно съедобный фейерверк? И что ярче и желаннее может быть только душа, похожая на богатейший перелив десертов на шведском столе? И что по итогу каждый из вас всего лишь закуска на последнем заключительном пиршестве? Наверное, легко сейчас представить себе Сциллу, Харибду, вендиго, упырей или прочих существ одним своим видом внушающих отвращение, но никто не сможет представить, что гораздо сильнее и опаснее названных выше когда-то считали Хель. Пусть ей и дали статус богини, словно поднося жалкое извинение за запертые ворота Хельхейма, царства, куда невозможно зайти живым, и не выбраться не под каким предлогом, но все в девяти мирах знали, что стены мрака держат не девушку, не богиню, подобную всем асам, не колдунью Йотунхейма, а хтоническое, то есть олицетворяющее дикую первозданную мощь, чудовище, угрозу всему живому. Конечно, Хель бы заметила, что вешать ярлыки подобно скандинавским богам, этой девчонки, что зовется судьбой, и колдунье, которая могла придумывать свое пророчество под ядреным асовским пойлом, не самое лучшее времяпровождение, да и более того, опасное, но за тысячелетия ей стало просто всё равно. В конце концов, все эти ярлыки лишь подпитывали человеческий ужас, облегчая любую работу. Как можно жаловаться, когда ей не нужно было ни представляться, ни тратить время на магические трюки, чтобы стоящий перед ней человек трепетал от ужаса и восхищения, чаще всего покорно падая на колени? Хель и не жаловалась. Но глядя на падающих ниц перед ликом смерти, наблюдая за униженно умоляющими, прислушиваясь к последнему шепоту умирающих, всё чаще вспоминала лишь одного человека, который не только когда-то посмел не преклонить колени, но даже не выказал ни малейшего отблеска страха перед ней, наблюдая за её надменным насмешливым лицом с выражением оценивающего любопытства, с долей самодовольства, будто она была финишной лентой, ведущей к победе, а не к смерти. Даже сейчас при воспоминании о нём на губах невольно проскальзывала едкая улыбка, просто потому что даже спустя сотни и тысячи лет второго такого не смогла сотворить ни одна магия или судьба. Такого же бесцеремонного до бессильной злости, такого же прямолинейного, как удар Мьёльнира, такого же высокомерного, как боги, которых он недолюбливал и с таким же невероятным умом, что разрывало от одновременного желания прихлопнуть его и продолжать слушать. А ведь ничто не предвещало, что в ворота Хельхейма однажды постучится тот, кто несколько поменяет привычный ход событий. К сожалению, о самом интересном некогда не бывает пророчеств, все они сосредоточены вокруг банальной темы смерти, забывая, что помимо апокалипсисов бывает немало интересного. А, может, это был маленький запоздавший подарок? Кто знает. Изначально это казалось вопиющей наглостью. Обычный, ничем вроде бы непримечательный человек, забыв, что для начала полагается умереть, шагал по золотому мосту, напугав заснувшую Модгуд нарастающим невыносимым грохотом, который возвещал о нарушении. Он всего лишь махнул рукой, заставляя удивлённую великаншу замереть, и сам пошёл вперед, когда из теней сухих, узловатых деревьев появился четырехглазый Гарм, порыкивающий ему вслед и намекающий поторопиться. Кто-то скажет, что согласно правилам наглеца следовало прогнать или же в качестве урока скинуть в Гьёлль, но Хель было безумно любопытно. У неё все же не проходной двор или арена для очередного подвига заплутавшего героя, как у некоторых. Для того, чтобы найти её и открыть врата нужно было очень постараться. Неудивительно, что ей стало интересно послушать, что ей скажет этот человек, прежде чем лишиться души. И нет. Не было никаких правильных или неправильных ответов, которые могли его сгубить или спасти. Чтобы не сказал мужчина, конец его все равно ждал один. Он же за этим и пришёл? Она видела, как он приближается, потому что в Хельхейме не было места, который был бы скрыт от её взгляда, и богиня могла, не торопясь рассмотреть крупные черты лица, будто вырезанные из дерева торопящимся мастером, который добавил им резкости, высокий рост и выверенность каждого движения, что выдавало в нем не только воина, стратега, но и…. мага. Что было не менее интересным. И Хель не удержалась от того, чтобы не усилить неприветливость своего царства, гуляющими тенями, тенями, которые имели знакомые голоса, которые звали…. и преследовали в нарастающем мраке. И только Гарм мог служить точкой надёжности, продолжая вести гостя во дворец, хоть и продолжал неприветливо и недружелюбно рычать. В конце концов, Хель итак собиралась быть милостивой, не позволяя лицезреть себя в настоящем облике. Пара вопросов. Одно легкое прикосновение. И никакой больше боли. Ах да, и объятия светловолосой девушки с неестественно ледяными глазами на прощание. Разве есть повод жаловаться?
- Дай угадаю, - ее голос отозвался мягким эхом от каменных колонн тронного зала, когда Гарм, наконец-то, довел гостя, - ты торопился к Аиду, собираясь выпросить душу своей возлюбленной? Друга? – голос ее был насмешлив, богиня не могла удержаться от издевки, - но ты явно заблудился!?
Секунда. И она оказывается рядом, словно материализуясь из тени. Улыбается, видя так близко самую запоминающуюся часть его внешности – светлые, пронзающие насквозь глаза, и легко, играючи, касается его щеки, не стараясь убить, но осторожно, даже ласково дотягиваясь до самой души.
- Гильгамеш. – ее тон меняется на задумчивый, когда перед глазами мелькает последние сцены его жизни, рука с щеки соскальзывает по шее до груди, а потом Хель отступает, глядя на мужчину с прищуром, словно не веря увиденному, и, не выдерживая, громко смеется, понимая, что перед ней тот, кто прекрасно знал, куда и зачем он идет. И его самоуверенность заставляет губы кривиться.
-Ты уверен, что тебе по силам просить то, зачем ты пришел? – Хель не злится, но ждет, как отреагирует царь, когда покров иллюзии слетит с её лица, как лишняя одежда, выброшенная блудницей в сторону. Никто не выдерживает взгляда Хель в ее настоящем облике. Что-то заставляет людей сгибаться под тяжестью её взгляда или отворачиваться, не в силах собрать недавнюю смелость в кулак, а ей сейчас как раз нужен страх того, кого на земле уже прозвали Великим.
***
Время ничего не значит, когда стрелке на судьбоносных часах суждено вертеться целую вечность. Не имеет значения сколько придётся ждать желаемого, день или много-много лет, когда прекрасно понимаешь, что однажды всё повторится. И быстрые, почти бесшумные шаги, послышатся за дверью и в привычной тишине пустого зала вновь непозволительно громко раздастся знакомый голос. Да, время ничего не значит для бессмертной. Но вот для женщины, которая ждала возможности припомнить прошлое и начать новую игру с высокомерным магом, долгое ожидание было неприятным дополнением. Но Хель знала, что он придёт рано или поздно. Придёт, когда будет уверен в своих силах. Людям ведь всегда жалко расставаться с тем, что принадлежит им, даже если они это не особо ценили, даже если сами обещали это отдать, купившись на что-то более значимое для себя. И ничто не сравнится по ценности с собственной душой, даже если она ни разу не пригодилась за многие сотни лет. Все равно любому захочется забрать её назад. В случае с Гильгамешем все было еще сложнее и проще одновременно. Он просто не любил сделки. Особенно сделки с богами. И пусть ему пришлось пойти наперекор своему огромному эго, он все равно бы не признался, что ничего не добился бы… без неё. Как же. Ему нравилось доходить до всего самому, неважно, что это было сложнейшее заклинание или древний трактат на незнакомом языке. Он не давал ей договаривать или объяснять, отвлекая и говоря, что сейчас он всё поймёт сам. И такой человек не мог оставить свою душу в её руках не просто из-за гордыни, но и потому что ему не нужно было живое свидетельство давней слабости. Гильгамеш должен был прийти совсем скоро, потому что стал достаточно сильным, чтобы бросить ей вызов. Хель это знала, потому что время от времени навещала его и почувствовала, что он готов. А может всё дело в вибрации маленького кулона в виде капли со сверкающим темными оттенками содержимым, который явно стремился к хозяину. А, может, потому что под её рукой засопел Гарм, втягивая воздух и показывая что чует гостя, но Хель покачала головой, не давая ему подняться.
- Нет, дорогой, - протянула богиня, переводя взгляд на густой лес, почти полностью окружавший её дворец, - Пусть маг без тебя вспомнит как обойти ловушки Хельхейма и игру его теней.
Нетерпение жгло, неимоверно ударяя по нервам плетью. А в голове было слишком много вариантов как поприветствовать давнего… друга. Но усилием воли богиня оставалась не в тронном зале, где можно было подумать, а у лестницы, чтобы видеть когда и как появится маг.
